06 апреля 2012
Из какого пальца высасывают материалы об Иране иные российские «репортёры» Однажды вечером в Тегеране пришлось прибегнуть к услугам автомобилиста-частника. Немолодой водитель оказался разговорчивым, к тому же сносно знал английский. Разговорились «за жизнь». «При шахе всё же жилось лучше, чем сейчас», - заявил иранец. И предъявил такие доказательства: водка тогда продавалась свободно и стоила один доллар, виски пять долларов, а женщины ходили без покрывал. Старый греховодник дал понять, что он и сегодня может помочь иностранцам, если у них есть потребность в выпивке. Что ж, каждый волен иметь своё суждение. Многие тегеранцы, и вовсе не на каких-то официальных встречах, а вот так же на улице или в чайхане, спешили рассказать нам об экономических и социальных достижениях своей страны, гордились её независимым политическом курсом, возрождением и расцветом национальной культуры. А кто-то смотрит на мир через стёкла примитивных вожделений, томится по увиденной в заграничных фильмах «сладкой жизни» с её развлечениями и пороками… Всё нормально, как в каждой стране. Не нормально, когда с позиций случайного тегеранского попутчика, разумеется, не претендовавшего ни на какие обобщения, на том же уровне мысли и аргументов берутся описывать «жизнь под властью мулл» некоторые российские СМИ, проявляя при этом безудержный полёт фантазии, рассчитанный на малую осведомлённость российских читателей. Публикация в одном из интернет-журналов («Русский репортёр») под жутковатым заголовком «Водка. Коран. Рок-н-ролл. Крики о жизни и смерти из иранского подполья» обращена к молодёжи. Ну а чем, по мнению подобных изданий, могут интересоваться молодые люди? Конечно же, музыкой, причём особого плана, прежде всего роковой. «Музыка в Иране запрещена, - забивает журналист в голову первые гвозди. - Мест, где можно выступать публично, просто не существует: это идет вразрез с религиозной идеологией. Есть концертные залы при консерваториях, но там можно исполнять народную музыку, — и все». Дальше ещё страшнее: «На государственном иранском телеканале рокеров называют геями и сатанистами. С официальной точки зрения они не люди, а, скорее, марсиане - нечто инородное, непонятное и опасное. Посмотреть на отклонения от исламской ориентации хочется всем. Одни, глядя на "сатанистов", плюются, другие ими восхищаются, и число последних с каждым месяцем растет. Тегеран все больше напоминает Москву или Питер перестроечных времен: одни так жить больше не хотят, другие делают вид, что этого не замечают». «Перестроечные времена» в публикации вспоминаются не случайно. По мнению автора, иранское общество близко к тому, чтобы начать собственную перестройку, открыть процесс либерализации и вестернизации, вот только иранского Горбачёва найти не могут. Но внизу, «в подполье», всё к тому готово. Корреспондент уверяет, что «провёл неделю в иранском рок-андеграунде и услышал в песнях местных неформалов до боли знакомые мотивы». Далее приводятся диалоги с «тегеранским парнишкой Мохаммедом». Тот рассказывает нашему разведчику (попасть в «глубоко законспирированное подполье», находящееся «в подвале одного из тегеранских особняков», и войти в доверие к подпольщикам может ведь только профессиональный разведчик, не так ли?), что «мечта всех ребят — понравиться американскому или британскому продюсеру». «Каких именно перемен они хотят, эти ребята объяснить не могут, - от себя добавляет разведчик. - Все, что им нужно, — это публика и возможность проведения концертов. Их бешеная и жесткая музыка — это пока только выплеск эмоций несвободного человека. Они напоминают людей, кричащих в стену. Они пока только ждут перемен. Это еще не рок-н-ролл, но уже где-то близко». Сочинять подобные «репортажи», по-моему, можно десятками и не покидая московского офиса, достаточно узнать названия двух-трёх улиц и несколько исламских имён – «тегеранский парнишка» опровергать не станет. Никакого иллюстративного материала журнал не представляет. Да оно и понятно: «снимать публичные протесты в Иране запрещено, - уверяет «репортёр». - Подобная съемка приравнивается к антиисламской деятельности. В лучшем случае нам грозит срок в тюрьме для политзаключенных, в худшем — виселица». Не понятно, правда, откуда тогда брались снимки происходивших в прошлом году в Тегеране демонстраций, публиковавшиеся, кстати, и в иранских газетах? Ещё пример сюрреалистических фантазий журналиста: «В Тегеране плоские крыши. На них удобно утром делать зарядку, а вечером протестовать против президента Ахмадинежада. Из окон никто не кричит: соседи могут запомнить «нехорошую квартиру» и доложить куда следует. Крики прекращаются на одной крыше и сразу же начинаются на другой. Волна протеста несется над ночным городом и, наверное, заставляет сильно нервничать тех, кому она адресована». У меня есть догадка по поводу появления этой фантазии: скорее всего за «вопли протеста» наш автор принял призывы к молитве муэдзинов многочисленных тегеранских мечетей. А парнишки из подполья не объяснили ему, что к чему. Следующая за роком тема, способная, по мнению редакции, зажечь молодёжь – существующий в Иране запрет на спиртное. «Дома здесь пьют очень многие, - сообщает репортёр. - Не запойно, но регулярно. Вероятность того, что в гостях в качестве аперитива тебе предложат водку или арак — самогон из кишмиша, — очень велика. На наш вкус обычный самогон, на их — с привкусом свободы. Звучит смешно, но здесь выпивка — это форма внутреннего протеста». Острый глаз профессионального разведчика позволяет подмечать и незаметное обычному взгляду: «Еще одно проявление двойной жизни — женская одежда. Модницы, выходя на улицу, стараются сдвинуть платок как можно дальше к затылку, балансируя на грани дозволенного. Глаза закрыты темными очками. Все эти дамы напоминают шпионок из старых кинофильмов. Но очки не просто элемент стиля, это — маскировка. Они скрывают броский макияж». Читая всё это, начинаешь подозревать автора… Как бы сказать помягче? В общем, только подозреваешь, а сам он себе ставит беспощадно точный диагноз: «Все, с кем мы общаемся, предупреждают, что нас здесь будут «пасти», «снимать» и «вести». Уже на второй день жизни в этом городе развивается мания преследования, хотя явных признаков слежки не заметно — возможно, ее просто нет. Мы прогуливаемся пешком, оборачиваемся: кроме уличных кошек никого». С манией и впрямь тяжело жить, особенно в незнакомой стране, напуганный байками о «муллократии», тени своей начинаешь бояться. «Ты можешь пригласить девушку в ресторан, но поцеловать ее можно только дома, чтобы никто об этом не знал, - окончательно хочет добить нас тегеранскими ужасами московский гость. - Законы не избавляют от желаний или соблазнов, но заставляют их скрывать. В итоге люди попадают в андеграунд просто потому, что они — люди». И не приходит ему в голову простая мысль: местные парни и девушки не позволяют себе целоваться в ресторанах, на глазах у незнакомых людей не из-за запретов, а в силу собственной ментальности, то есть из- за запретов же, только внутренних, обусловленных национальной культурой и воспитанием. Приличная пара не станет и в Москве этого делать. И не «режим» в конечном счёте диктует иранцам нормы поведения, а они, граждане Исламской Республики продиктовали «режиму» каким ему быть и какие нормы внутри страны устанавливать. А эти нормы – шариатом они называются – соблюдались иранцами задолго до революции 1979 года, соблюдались даже вопреки шахской политике «вестернизации», приучавшей к принятой на Западе «свободе нравов». Имам Хомейни только восстановил в правах нормы шариата, отвечая желаниям самого народа. Если бы это было не так, то смог ли бы выстоять исламский режим 33 года без всяких серьёзных потрясений? Тем, кто так озабочен «отсутствием секса» в Иране, предлагаю расслабиться: за послереволюционные годы население страны увеличилось более чем вдвое, с 35 до 73 миллионов человек. Половина жителей сейчас моложе 25 лет. Так что уверенно можно сказать, что секс в Иране есть и, как видим, более результативный, чем при свободных нравах нашей столицы. Аберрация зрения некоторых репортеров и аналитиков объясняется тем, что они пытаются на современный Иран наложить кальку западных представлений о «правильном» обществе, при этом действительно обнаруживается множество больших и малых несовпадений, их кто-то может назвать «нарушениями» (демократии, прав человека, норм морали, модных либеральных теорий и т. д.). Но а что будет, если подобным же образом наложить рамку исламских требований к личности и обществу на западные страны? Явится ещё больше поразительных несовпадений (фундаменталисты называют их даже преступлениями против божественного мироустройства). Спор антагонистов, пожалуй, не прекратится до скончания времён. К примеру, процветающая в Европе публичная торговля женщинами, выставление их раздетыми напоказ у позорного столба (шеста) в ночных заведениях или прямо в витринах на улицах означает, по прогрессивному мнению либералов, свободу, равенство и достоинство прекрасного пола, а вот платок на голове в Тегеране – унижает. Конечно, многое из того, о чём написал московский репортёр, в жизни вполне может иметь место. Найдутся в 12-миллионном Тегеране и почитатели рока, и «подпольные» выпивохи, и любители «клубнички». Но по крайней мере легкомысленно изображать их определяющими общественные настроения и лицо страны. Не думаю, что и сами они считают свои увлечения и тайные пороки «вызовом режиму», андеграундом, как это подаёт наш ангажированный сочинитель.
Геннадий Литвинцев, для Iran.ru
Поделиться:
Комментарии
Только зарегистрированные пользователи могут оставлять комментарий