В Иране оказалось, что мы туда приехали с невероятными предубеждениями!

О своей поездке в Иран рассказывает Татьяна Вячеславовна Марченко, известный российский литературовед, доктор филологических наук, заведующая отделом культуры российского зарубежья в Научно-исследовательском центре  Дома русского зарубежья им. А.И. Солженицына.

  – Татьяна Вячеславовна, как  я поняла, в Иране вы были первый раз в жизни?

 – Да,  первый, конечно.

  – А как вы там оказались, по какой линии? Расскажите нам, пожалуйста, о ваших впечатлениях. С кем вы встречались, что вам  понравилось, что показалось необычным?

 – Ну, оказалась я там как по линии Дома русского зарубежья, так и по линии Ивана Бунина.  Но сначала о Доме русского зарубежья. В Доме русского зарубежья побывала делегация из Ирана. Здесь, в Москве, есть Иранский культурный центр. И в него приехал человек, который возглавляет в Тегеране такую организацию или учреждение «Шахр-е Кетаб» – «Город Книги».

  – Господин Мохаммадхани?

 – Именно он! Со своими коллегами он побывал в Доме русского зарубежья, и они сказали, что заинтересованы в каком-то диалоге с Россией. И разузнав, что у нас тут довольно много исследований ведется, связанных с Иваном Буниным, они сказали «Прекрасно! И у нас к Ивану Бунину есть интерес. Мы проведем небольшую конференцию. Приглашаем к участию ваших сотрудников».

 Я в этот момент была вне Москвы – это было в начале лета. И получаю от своих коллег такое своеобразное письмо: «Не захотите ли Вы поехать в Тегеран?» Ну, отреагировала я мало сказать с энтузиазмом. Это был просто восторг, такое неожиданное, прекрасное предложение! И тут же с восторгом отреагировал мой муж и сказал: «Я поеду с тобой». Не потому, что он не мог меня одну отпустить в Иран, а просто потому, что ему тоже страстно захотелось туда поехать.

 А третьей была заведующая нашим международным отделом – Елена Викторовна Кривова. Она на конференции в «Городе Книги» в Тегеране представляла Дом русского зарубежья, рассказала о нашей деятельности. Мы подарили какие-то книги. Нам  рассказали, что каждую неделю, по вторникам, в этом «Городе Книги» организуются встречи с представителями самых разных литератур, разных стран. За неделю до нас была лекция о Юнге. Еще они нам рассказывали о семинаре или каком-то Круглом столе по «Восточному дивану» Гете. И вот – Бунин.

  Мы привыкли здесь, что Бунин – писатель очень русский, что он писал о России, а в эмиграции – только о России. И даже прожив во Франции половину сознательной жизни, ничего о ней не написал! Всё его творчество, даже эмигрантское – о России. Но в Иране он интересен с точки зрения «Бунин и Восток». Он много путешествовал до революции. Когда он стал более-менее известным писателем, у него появились деньги, которые он все вкладывал в путешествия. И в отличие от очень многих русских поэтов и писателей, которые ограничивали свой круг путешествий Европой, Бунина очень тянуло на Восток. Он ездил и в Индию, и на Цейлон, путешествовал по Ближнему Востоку. Восточных языков он не знал, но с помощью переводов читал много. Очень любил читать Коран. Всю жизнь его цитировал. Очень им интересовался. Бунин очень ценил и Библию, и Коран за образность, за яркую восточную, пышную, неожиданную образность. После революции он писал стихов очень мало.  А до революции он был больше известен как поэт и позиционировал себя больше как поэт. И стихов с восточной тематикой или с восточной образностью или с цитированием Корана у него очень много.

  Когда я ехала в Иран, никто не говорил мне: «Расскажите про Бунина и Восток». Они предложили мне самой выбрать тему. А я в тот момент писала монографию про поэтику «Темных аллей». И занималась очень пристально вот этой поздней прозой Бунина – прозой по преимуществу любовной. Но на самом деле всё решилось неплохо: всегда можно рассказать о том, что сближает любые народы – это природа. Для Бунина она была очень важна. Он был не писателем города, а писателем , условно говоря, деревни, а точнее – натуры, первозданности. Вот почему его, кстати говоря, так тянуло на Восток – тянуло к корням, к истокам культуры человеческой. Ну, а то, что он так любил Восток и то, что Восток так отразился в его поэзии, делает его еще более интересным для изучения и перевода.

  Когда я была в Иране на конференции, мне передали одну книгу, написанную госпожой Марзие Яхьяпур, а сейчас этих книг у меня в руках уже три! Это и переводы стихов Бунина на персидский язык, и перевод его прозы, и статьи о нем. Надо сказать, что это производит очень сильное впечатление и это очень трогательно. Ты приезжаешь в Иран, о котором вообще-то знаешь очень мало, какие-то отдельные факты, о древности больше, чем о современности, а тебе вручают книги переводов Бунина и делают о Бунине доклады! И ты обнаруживаешь, что никакой «закрытости», в том смысле, который ты в это вкладываешь, в стране нет.  Учатся языки. В Тегеране несколько университетов, и в каждом из них изучают русский язык. Некоторые преподаватели поразили нас своим русским языком! Ну, они учились русскому языку в России. К нам подходили студенты, которые уже могли как-то говорить по-русски. Но английский учат все в Иране. Это в школе очень важный предмет. Когда мы, как туристы, посещали какие-то музеи и прочие «places of interest» (достопримечательности – А.С.), там было много школьных классов, отдельно – девочки, отдельно – мальчики, конечно, все они пытались с нами как-то заговорить по-английски. И если взрослые ведут себя очень сдержанно с иностранцами, и не проявляют никакого специального интереса, - ну, подумаешь, иностранец! – хотя их очень немного, то дети гораздо более непосредственны, и очень активно вступали в диалог, пытались кричать и что-то говорить по-английски.

 В Иране оказалось, что мы туда приехали с невероятными предубеждениями, и просто ничего не зная и не понимая про эту страну. А было просто незнание того, что в стране происходит, как люди выглядят, потому что то, что пишут или СМИ – это оказалось абсолютно не связно с той реальностью, которая нас там окружала! В Иране мне сказали: «Да-да, мы видим ваши предубеждения. Они в том, как вы повязали платок – слишком туго!» У них у всех платки были накинуты довольно свободно. Но я им не сказала, почему платок повязан на самом деле туго. У всех иранок большие узлы волос, а может быть, какие-то накладные шиньоны, и это очень красиво, когда с них падает шелковая ткань. А у меня короткая стрижка, на которой никакой платок не держится. И просто это было очень неудобно.   В гостинице в платке надо было выходить к завтраку. А завтракать в платке оказалось жутко неудобно! Вот если что-то было не так, так это вот этот неудобный платок. А всё остальное – это было удивление, восхищение и очень большое желание вернуться. Не то, чтобы теплое чувство осталось. Осталось чувство очень сильное, яркое и уважительное.

 Нравились просто люди встречные на улицах. Нравилось чувство собственного достоинства в мужчинах. И как-то давно я не видела мужчин, которые бы так массово мне нравились! Не внешне, а  просто как идущие мимо или сидящие мужчины, которые выглядели просто, как мужчины. Не как какие-то офисные служащие или какие-то бегуны «за здоровьем» или, наоборот, какие-то опустившиеся, не нашедшие себя, или еще что-то. Это просто были нормальные люди, какими они и должны быть.

  Женщины нас поразили! Мы поняли, что будущее Ирана – за женщинами. Они активны, энергичны, они везде. И то, что они носят предписанный dress-code мусульманский, это совершенно никак не влияет на их самодостаточность, самоуверенность, вовлеченность в разные сферы жизни.  Про политику не скажу, но с культурной точки зрения или в гостиницах были девушки, великолепно с нами общавшиеся по-английски.  Даже речи не идет о каком-то «бремени жизни в мусульманской стране» – веселые, здоровые, жизнерадостные девицы.

  А когда нам устроили экскурсию в город Шираз, это был просто подарок судьбы, одни из самых ярких и лучших дней жизни! Тегеран и Шираз – это примерно как Москва и Петербург. Тегеран огромный, я бы сказала бестолковый, немыслимо большой город для столичной жизни.

  – А во дворцах вы там не были, скажем, в Ниаваране?

 – Конечно,  были! Они нам показались упоительно роскошными, волшебными, прекрасными. Это была «Тысяча и одна ночь»! Мы были в двух дворцах – в последней резиденции шаха в Тегеране – в горах, там было даже прохладно, там был комплекс зданий, мы его весь посмотрели. И дворец внизу, в котором нас поражало всё – внутреннее убранство типично восточное, несравнимое ни с каким пышным, даже с барочным, европейским убранством. Очень много каких-то драгоценных материалов в отделке. Очень интересно используется зеркальная мозаика. Всё это совершенно поразило глаз.

  Еще мы были в том, что можно сравнить с нашим «Алмазным фондом» - это такая государственная сокровищница «Джавахариат». Там  были представлены удивительные изделия из драгоценных металлов – троны, глобус, оружие.  Но больше всего поразило не мастерство ювелиров, а скромные витринки, на которых стоят «блюдечки». На каждой полке – такие тарелочки с сияющими бриллиантами всех размеров. Другой шкаф – с изумрудами. Еще шкаф – с сапфирами, еще один – с рубинами. Не говоря уже про знаменитую бирюзу. Драгоценности – они, действительно, как некий символ: вот есть такая состоящая из гор, из каких-то пустынь, из не очень красивой и благодатной почвы земля, которая хранит такие жемчужины! Вот эти вот россыпи жемчужин – это то, что хранится культурой навсегда. И среди нескольких таких жемчужин – это поэзия. Вот что поразило, конечно, еще в Ширазе.

  Мы приехали туда, оставили вещи в гостинице, вечерело. И тут наша гидесса сказала: «Сейчас мы поедем к мавзолею Саади». Мы очень удивились и сказали: «Но ведь уже вечер. Какой же мавзолей?» Она  ответила: «Мавзолей открыт до позднего вечера».  И мы побывали  в  мавзолеях Саади и Хафиза, где нас поразило отношение к ним людей.  Нельзя сказать, что это сродни тому, что в советское время сделали из мавзолея Ленина. Это нечто только внешне, может быть, похоже. Но внутренне это что-то другое, и вызывает громадное уважение к народу, который может так почитать своих поэтов. И ты понимаешь, почему он может выстоять, почему он столько не то, что веков, а тысячелетий сохраняется, и почему его культура и история непрерывны. Непрерывна традиция.

  Кстати, девочка, которая нас сопровождала, училась в Институте Саади. Это институт, посвященный одному поэту,  это целый учебный курс, рассчитанный на несколько лет. Есть отдельный курс декламации, там учатся правильно произносить, интонировать, правильно читать стихи. И ты понимаешь, что это очень серьезное занятие!

 Беседу вела Аида Соболева.  Фотографии, сделанные в этой поездке, вы можете увидеть в фотогалерее на сайте www.parstoday.com/ru