11 октября 2011
Август и сентябрь текущего года оказались для российско-иранских отношений предельно насыщенными событиями и визитами. Причем, и событиями приятными (запуск Бушерской АЭС) и переговорами достаточно успешными (достаточно назвать переговоры Али Акбара Салехи с Сергеем Лавровым в Москве, Саида Джалили и Николая Патрушева в Екатеринбурге). В экспертных кругах России заговорили о новом этапе российско-иранских отношений, о новом витке сотрудничества двух стран. Дошло до того, что Институт современного развития России, сотрудники которого известны своей беззаветной прозападной и проНАТОвской позицией, в документе «ОДКБ: ответственная безопасность» прямо указали на значимость Ирана в решении афганского и других региональных конфликтов, чего раньше и представить себе от этой организации было нельзя. Разумеется, что для любого аналитика, наблюдающего такой всплеск активности в двусторонних отношениях, возникает как минимум три основных вопроса: С чем связана данная активизация российской политической элиты на иранском направлении? Носит ли она для России характер смены курса и намерения установить стратегическое партнерство с Ираном? Имеет ли данная активизация устойчивый характер или же носит для российской политической элиты характер политического же маневра? Образно говоря, с чем мы имеем дело в российско-иранских отношениях? С «весной», означающей возрождение, преображение и возникновение новых отношений в совместной истории? Или все же с кратковременной «оттепелью», направленной на решение краткосрочных политических задач российской элиты как во внешней, так и во внутренней политике? Для любого наблюдателя очевидно, что внешнеполитический курс России формируется противоборством российского национального капитала (интересы которого принято связывать с фигурой Владимира Владимировича Путина) и капитала космополитического, ориентированного на Запад (интересы которого, как принято считать, выражает Дмитрий Анатольевич Медведев). Капитал национальный стремится к проведению достаточно самостоятельной внешней политики, к укреплению позиций России на международной арене и особенно на постсоветском пространстве. Более того, у этого капитала присутствует понимание как минимум двух вещей: того, что Россия Западу как полноправный партнер не нужна и того, что российские компании на сложившиеся международные рынки никто пускать не собирается. 20 лет постсоветской истории предоставили этому капиталу достаточно наглядных примеров того, что слабых не только бьют, но и с треском вышвыривают с тех рынков и из тех регионов, которые они по наивности считали своей вотчиной. Ирак, а теперь и Ливия стали наглядными примерами того, чего стоят заявления Запада об «учете российских интересов» в оккупированных странах. И единственный путь изменить сложившееся положение дел – это достаточно жестко отстаивать интересы России в регионах, потенциально российскому капиталу интересных. Не боясь при этом конфликтовать с Западом. Немаловажно и то, что основой национально-ориентированного российского капитала является по большей части реальное производство, от оборонного комплекса до угледобычи, сельского хозяйства и железнодорожного транспорта. А человек, связанный с реальным производством, имеет иное мышление, чем «кабинетные теоретики», заполонившие ныне властные кабинеты от «Москвы до самых до окраин»… Совершенно иная ориентация у капитала «космополитического», чью основу составляет финансовый сектор, сектор услуг и то, что принято называть «экономикой трубы». Для него лояльности к США, готовности следовать в струе американской внешней политики является, без преувеличения, вопросом физического выживания. Разрыв с Западом означает для этого капитала крах созданной им модели существования в «двух мирах» – извлекать прибыль в России и тратить ее на Западе. И проблема здесь даже не в долгах западным банкам и корпорациям, к вопросу о которых я еще вернусь чуть ниже. Проблема даже не в счетах и недвижимости, сконцентрированной российской элитой на Западе. Проблема в том, что разрыв с Западом будет означать для российского «космополитического» капитала утрату власти, которая является необходимым условием его существования. Потому нынешняя РФ, как государство с сырьевой экономикой не может выжить в изоляции от развитых государств-потребителей Запада. Подобное противоборство двух видов российского капитала, имеющего различные цели и ценности во внешнеполитической сфере, и определяет поражающую иностранных аналитиков «непоследовательность и противоречивость» российского внешнеполитического курса. Как следствие этой борьбы, внешнеполитические приоритеты России в действительности являются не результатом объективной оценки потребностей страны в области экономики, безопасности, социальной сферы, а произвольно определяются узкими группами лиц, сменяющими друг друга у власти. Пусть достаточно неполная и схематичная, но приведенная выше схема, на мой взгляд, все же позволяет понять всю противоречивость, непоследовательность и неоднозначность отношения к Ирану у российской политической элиты, которая формируется из представителей двух этих «ветвей» российского капитала. Однако, и это необходимо отчетливо понимать, противоречия между этими «ветвями» не носят и не могут носить антагонистического, непреодолимого характера. Существует достаточно много вопросов, в которых российские «западники» и «государственники», составляющие правящую элиту, либо имеют общую точку зрения, либо достаточно легко приходят к соглашению. И вопрос отношения к Ирану – как раз из таких, «договорных». Сразу должен сделать оговорку. В условиях, когда Россия вступила в предвыборный сезон (выборы в Государственную Думу и президентские выборы-2012) поляризация СМИ в отношении Ирана будет только нарастать. Причем, отношение к Ирану будет формироваться исходя не из объективной необходимости стратегического партнерства между двумя странами, а исходя из стремления кандидатов подчеркнуть в одном случае – курс на многополярный вектор российской внешней политики, в другом – курс на вхождение в западный мир с полным и безоговорочным принятием его приоритетов и ценностей. Но, как известно, предвыборная риторика имеет мало общего с реальной политикой. И предвыборные заявления порою стоят гораздо дешевле бумаги, на которой печатается предвыборная агитация… Но как в вышеописанную схему вписывается активизация отношений с Ираном? С моей точки зрения, здесь мы имеем дело с договором российских элит. У национально ориентированного капитала, отчаянно нуждающегося в деньгах для поддержки разваливающейся военной, обрабатывающей и высокотехнологической промышленности, есть мощные стимулы для заключения с Ираном контрактов по поставкам вооружений, развития инженерного и технологического сотрудничества, взаимной работы над наукоемкими проектами. Кроме того, Иран сохраняет свою привлекательность как рынок для российских металлов и изделий из них (68,23% в товарной структуре российского экспорта в Иран в 2009 году). Кроме того, и для российских, и для иранских промышленников, как справедливо констатировал посол ИРИ в РФ господин Реза Саджади, совершенно очевидно, что показатели доли Ирана во внешней торговле России (0,6% в 2010) и России во внешней торговле Ирана (3,9% в 2010) не соответствуют реальному потенциалу торгово-экономического сотрудничества двух стран. «Космополитический» же капитал столкнулся с ситуацией, когда стремление встроиться в кильватер прозападной политики не только не приносит прибыли и политических преференций, но и напрямую оборачивается многомиллиардными издержками, утратой ранее заключенных контрактов и потерей традиционных рынков. Максимальная лояльность Западу, которую демонстрировала администрация Медведева, не привела ни к отказу Запада от планов развертывания ПРО, ни к отказу от формирования альтернативных источников обеспечения энергоносителями, что более чем ярко проявилось в недельной давности заявлениях Евросоюза по поводу Каспия. Для самых «упертых» западников в кремлевской администрации становится очевидным, что пути решения большинства узлов, завязанных на постсоветском пространстве и очень сильно напоминающих мины замедленного действия, готовые рвануть в любой момент, лежат отнюдь не в ориентации на мнение Запада и следовании его рецептам, а в тесном взаимодействии с партнерами по региону. Возможны ли устраивающие Россию решения нагорно-карабахского и каспийского узлов без участия Ирана? Совершенно очевидно, что нет. Возможно ли решение проблемы проблем, афганской, без тесного взаимодействия с Ираном? Как показывает опыт СССР и США – ответ отрицательный. Возможно ли обуздание экстремизма, пытающегося представить свою деятельность как «чистый и единственно правильный Ислам» без громадного авторитета иранского духовенства? Нет. И здесь мною перечислены только проблемы, которые уже назрели, которые встали перед Россией в полный рост. Думаю, что перечисление проблем, угроз и вызовов, который предъявит нам Ближний и Средний Восток, постсоветская Центральная Азия будет еще более впечатляющим и пространным. И решение каждой из них требует взаимодействия с Исламской Республикой Иран. Понимание всей российской элитой, вне зависимости от принадлежности к той или иной «ветви» российского капитала, необходимости взаимодействия с Исламской Республикой Иран как условия обеспечения безопасности РФ на кавказском, центральноазиатском и в целом на восточном направлении – основная причина активизации контактов с Ираном. Экономические, финансовые выгоды, открывающиеся при таком тесном взаимодействии – серьезный стимул поддержки курса на подобное сотрудничество со стороны российских промышленных кругов. Итак – стратегическое партнерство с Ираном стало осознанной необходимостью для российской элиты? Свой выбор Россия сделала и остается только обсудить с руководством Ирана тактические вопросы сотрудничества? «План Анаконда», о существовании которого твердят российские евразийцы и ультра-патриотические эксперты сорван? В «Большой игре» наступает новый этап? Как человек, считающий стратегическое партнерство с Ираном жизненно необходимым для России, я был бы счастлив ответить на этот вопрос положительно. Как аналитик, дорожащий профессиональной репутацией, - сделать этого не могу. Активизация российско-иранских отношений на настоящем этапе не только не носит характера смены курса внешней политики и стратегического сближения с Ираном, но и не имеет на данный момент предпосылок к устойчивому развитию. Существующая финансовая и экономическая зависимость России от Запада по прежнему лишает ее возможности формировать самостоятельную внешнюю политику. И если госдолг РФ с начала года даже снизился, упав к 1 июля до чуть более $34,2 млрд., то задолженность российских банков перед иностранными кредиторами за тот же период выросла почти на такую же сумму (около $30 млрд), составив в общей сложности $157 млрд. Долг госкорпораций перед западными партнерами увеличился на $34,5 млрд и достиг $328,5 млрд. Одновременно с этим, золотовалютные резервы — $521 млрд — оказались ниже, чем уровень внешнего долга. Резервный фонд, позволявший к 2008 году достаточно спокойно реагировать на колебания мировой экономики, тоже сильно «похудел» — на сегодняшний день в нем осталось $26 млрд, тогда как в 2008 году в нем было более $140 млрд. Таким образом, у российской экономики практически нет возможности противостоять экономическому прессингу со стороны Запада. Стоимость программ модернизации, которые предлагает для страны правящая партия составляет более чем $1 триллион. Получить эти деньги можно либо ограничением доходов российских олигархов и их структур (на что нынешняя российская элита не пойдет ни при каких обстоятельствах), либо внешними заимствованиями на Западе (на что намекал британский премьер Кэмерон во время недавнего визита в Москву). Подобные экономические реалии серьезно сужают возможности внешнеполитических маневров Москвы и ограничивают ее способность к самостоятельным внешнеполитическим шагам. Кроме того, прогрессирующее научное и технологическое отставание России ставит под вопрос ее возможность осваивать новые рынки, особенно в случае с динамично развивающейся экономикой Ирана и Востока в целом. Все эти обстоятельства определяют рамки отношений российской элиты к Ирану: с одной стороны – опасность того, что Иран сосредоточится на выстраивании отношений с другими геополитическими и экономическими партнерами, окончательно оставив идею партнерства с Россией. С другой - слишком тесное сотрудничество с Тегераном вызовет гнев Вашингтона, экономические последствия которого будут для современной России трагичны. Четко представляя себе эти рамки российских возможностей, осознавая установки и ценности двух «ветвей» российского капитала достаточно легко сделать несколько выводов о ближайших перспективах российско-иранских отношений. Во-первых, в настоящее время активизация этих отношений носит временный и ограниченный характер. Конечной целью данной активизации является усиление позиций Москвы на переговорах с Западом. Во-вторых, на сегодняшний день российская элита еще не готова вести полноценный и содержательный диалог о стратегическом партнерстве с Ираном. И, наконец, в-третьих. Данный диалог будет возможен только при обстоятельствах: когда национально ориентированный капитал будет иметь господствующие позиции во властных структурах (по итогам предстоящих президентских выборов или в ходе внутри аппаратных интриг – это уже другой вопрос); и когда внешние вызовы России, которые невозможно решить вне сотрудничества с Ираном, поставят под угрозу не только безопасность и целостность России, но и безопасность российского «космополитического» капитала. Какими должны быть действия российской и иранской стороны для того, чтобы приблизить такие обстоятельства хотя бы в среднесрочной перспективе – тема отдельного и обстоятельного разговора. Игорь Панкратенко
Источник:
Полярная звезда
Поделиться:
Комментарии
Только зарегистрированные пользователи могут оставлять комментарий