22 июля 2005
Андрей Манойло 1. Формат вооруженных конфликтов нового поколения Сегодня внимание всей научной общественности приковано к со-бытиям, которые развиваются в Ираке. Сейчас уже достаточно очевидно, что Ирак рассматривается американским командованием как идеальный полигон для испытания новых средств и способов ведения войны, и, в первую очередь, для отработки в режиме реальных боевых действий новых тактических концепций и технологий информационно-психологического воздействия. В политическом плане важность того, что происходит в Ираке, трудно недооценить: именно благодаря успешности избранной силами вторжения тактики ведения боевых действий страна не только была полностью взята под контроль (или оккупирована – как кому нравится), но и появилась возможность строить планы принудительного возвращения в русло американской политики таких давних оппонентов как Иран и КНДР. В научном плане многие ученые не перестают отмечать, что американо-иракский вооруженный конфликт развивается совершенно иначе, чем его предшественники, и, если анализировать его чисто в военном плане, то многие действия американского командования не просто непонятны, но иногда кажутся нелогичными, примитивными, не учитывающими местной специфики. Для внешних наблюдателей, следивших за конфликтом с экранов телевизоров, странное «топтание» коалиционных сил вблизи Басры и сложные маневры бронетанковых колонн вокруг незначительных иракских портовых городков дали повод говорить о том, что американцы либо ввязались в конфликт, не имея четких планов подавления иракской обороны , либо столкнулись с неожиданно сильным сопротивлением, к которому не были готовы. Когда же активные действия коалиционных сил временно замирали, это, как правило, объяснялось стремлением командования союзников избежать потерь. Однако, эти потери все равно возникали, и нередко в тот самый момент, когда общественность, замершая у экранов телевизоров, начинала скучать, наблюдая, как обладающие огромной ударной поражающей мощью элитные войска союзников безуспешно пытаются выбить иракских стрелков из трех-четырех занимаемых ими сараев. При этом боевые потери армии США в Ираке мгновенно собирали у экранов телевизоров огромную аудиторию американских граждан и, затем, фокусировали их внимание на тех материалах, которые подавались сразу после сводок с фронтов. Если рассматривать версию об относительно слабой первоначальной готовности армии США к ведению боевых действий в Ираке, то, с нашей точки зрения это, конечно, не так – если бы американские войска приступили бы к покорению Ирака без заранее продуманного плана, вряд ли им это бы удалось с такими минимальными потерями и в такие короткие сроки. С точки зрения бизнеса, иракская операция была исключительно успешной формой реализации коммерческого проекта – за короткий срок административный контроль над огромной территорией перешел в руки союзного командования, которое теперь свободно распоряжается уцелевшей экономикой покоренной страны и богатейшими нефтяными месторождениями. Это позволяет сделать вывод, что ни одно из действий американского командования не было случайным – просто перед нами, внешними наблюдателями, разыгрывался хорошо срежиссированный спектакль, рассчитанный на то, чтобы держать в постоянном напряжении аудиторию, управляя ее эмоциями в интересах реализации собственной государственной политики. Действительно, в течение нескольких месяцев миллионы зрителей по всему земному шару заворожено следили за многосерийными сводками боевых действий в Ираке, который по своей популярности вытеснил даже знаменитые «мыльные оперы». При этом мало кто замечал, что ударные группировки союзников как будто позируют перед телекамерами, и в боевые действия вступают только тогда, когда уже заранее известен их пиар-эффект. Ничего лишнего, ни одного движения, не попавшего в кадр. Создается впечатление, что иракские бойцы в спектакле играют роль массовки, которую «экономно расходуют» так, чтобы хватило на следующие серии. Сам же сценарий компании строится так, чтобы обеспечить информационно-психологическое воздействие на американскую и международную общественность – аудиторию, следящую за войной с экранов телевизоров, - с целью обеспечения ее добровольного подчинения. Такой сценарий, по сути, есть новая разновидность технологий информационно-психологического воздействия на сознание, в котором с реальностью работают так, как это делают с сюжетом журналистского репортажа. При этом собственно боевые действия становятся одной из сцен, предусмотренных сценарием, и теряют свою ключевую, самостоятельную, роль. С нашей точки зрения, наблюдая с экранов телевизоров за «странной» войной в Ираке, мир увидел появление войн нового поколения – информационно-психологических, в которых собственно боевые действия играют подчиненную сервисную роль, а план вооруженной кампании строится по правилам и в соответствии со сценарием пиар-воздействия на собственных граждан, на граждан политических союзников и оппонентов и на международное сообщество в целом. Таким образом, мы можем со всеми основаниями говорить о том, что современный вооруженный конфликт развивается в жанре репортажа и по законам этого жанра, с тем чтобы генерируемые им новости своим форматом максимально близко соответствовали формату пиар-материала, необходимого для реализации технологий информационно-психологического воздействия. В результате такая цепоч-ка производства (боевыми подразделениями вооруженных сил) и практической реализации (силами психологических операций) новостей с театра военных действий становится высокотехнологичным конвейером производства инструментов обработки и формирования общественного мнения, обеспечения добровольного подчинения, политического целеуказания и управления вектором политической активности элит, находящихся у власти в различных странах. Продукт современной операции информационно-психологической войны – это сводка новостей СМИ в формате журналистского репортажа. Сегодня информационно-психологические войны нового поколения становятся эффективным инструментом внешней политики: пусть общество не обманывает то, что в репортажах с театра военных действий зрители видят, что жертвы агрессии – не они сами, а граждане Ирака в далекой стране, положение которой на карте далеко не все укажут с первого раза. Цель любой информационно-психологической операции – добровольная подчиняемость общества, которая обеспечивается при помощи технологий психологического воздействия на сознание его граждан. Пиар-компания, сопровождающая военные действия в Ираке, тому явное подтверждение – формат и характер вещания рассчитаны, в основном, на граждан тех стран, которые в той или иной степени негативно относятся к политическому курсу администрации США, при этом в преподносимых зрителям материалах несложно выявить типично манипулятивные приемы работы с информацией. Это позволяет говорить о том, что в информационно-психологической войне, ведущейся в Ираке, под прицелом находятся не только граждане этой страны, но и мы сами. 2. Информационное противоборство и информационно-психологическая война – к вопросу о соотношении понятий Сам термин «информационно-психологическая война» был перенесен на российскую почву из словаря военных кругов США. Дословный перевод этого термина («information and psychological warfire») с родного для него языка – английского – может звучать и как «информационное про-тивоборство», и как «информационная, психологическая война», в зависи-мости от контекста конкретного официального документа или научной публикации. Многозначность перевода данного термина на русский язык почему-то стала причиной разделения современных российских ученых на два соперничающих лагеря – на сторонников «информационного противо-борства» и сторонников «информационной войны», несмотря на то, что, на языке оригинала это, по существу, одно и то же. Вводя в употребление термин «информационно-психологическая война», американские ученые, как гражданские, так и военные, придерживаются традиционной для аме-риканской культуры прагматичной идеологии, ориентированной не столько на конкретные сиюминутные нужды, сколько на ближайшую перспективу: используя термин «информационная война», они формируют в сознании властных кругов и общественности в целом целевую установку на то, что в будущем эта форма отношений станет настолько развитой и эффективной, что полностью вытеснит традиционное вооруженное противостояние. Да, говорят американцы, мы уже настолько хорошо изучили психологию чело-века и научились ею управлять, что для обеспечения его безусловной под-чиняемости нам уже не нужно применять грубую силу – армию и полицию. Те же способы подчинения могут быть применены и к любой социальной системе. Если же социальная система не желает добровольно подчиняться, мы заставим ее это сделать с помощью современных комплексных техно-логий тайного информационно-психологического воздействия, причем для непокорной социальной системы результат такого противостояния будет равносилен поражению в войне. По нашему мнению, у американцев информационная война ис-пользуется не столько как термин, обозначающий современную фазу раз-вития конфликтных социально-политических отношений, сколько как век-тор формирования внешней политики, как программа выбора политическо-го курса и конечная цель эволюции инструментов политического управле-ния. Поэтому, непрекращающиеся сегодня баталии российских ученых по поводу того, правомерно ли называть современные информационно-политические конфликты информационными войнами или все-таки лучше использовать для этого термин «информационное противоборство», на наш взгляд, не приведут к существенным для науки результатам. Не секрет, что современная концепция информационно-психологических войн США основана на трудах и практическом опыте стратагемной политики китайских военных и политических деятелей, таких как выдающийся полководец и государственный деятель Сунь-Цзы , жив-ший в IV в. до н.э. в древнекитайском царстве Ци. Можно предположить, что, если бы, например, концепция информационных войн пришла бы в российскую политику и науку непосредственно из Китая, то, возможно, мы бы сейчас спорили о том, не является ли информационно-психологическая война всего лишь очередной фазой эволюции азиатской политической мысли, в которой традиционно почитаемая на востоке хитрость и коварство переплетаются в сложнейшей сети явных и тайных политических интриг. И наверняка бы возник вопрос: можно ли острый политический конфликт на-зывать информационно-психологической войной, если даже в те времена, когда основные ее положения уже были сформулированы (IV в. до н.э.), традиционное военное искусство не только не потеряло своего значения, но и начало активно развиваться именно в направлении массированного при-менения грубой вооруженной силы. То есть, если тогда, на зачаточной ста-дии развития военного искусства, не произошло вытеснение новыми фор-мами психологической борьбы более примитивных и архаичных форм прямой вооруженной агрессии, то почему это должно произойти сейчас, при современном уровне развития систем вооружений и военного искусст-ва в целом? Определяя информационное противоборство как наиболее общую категорию социальных отношений, мы придерживаемся следующей точки зрения: к информационному противоборству можно отнести любые формы социальной и политической конкуренции, в которых для достижения кон-курентного преимущества предпочтение отдается средствам и способам информационно-психологического воздействия. Видно, что понятие ин-формационного противоборства включает в себя весь спектр конфликтных ситуаций в информационно-психологической сфере – от межличностных конфликтов до открытого противостояния социальных систем. Информа-ционно-психологическая война – это, безусловно, также один из видов ин-формационного противоборства. Почему же возникла необходимость введения нового термина «информационно-психологическая война»? И с чем связана такая его жи-вучесть? Ведь, где бы этот термин не употреблялся, все прекрасно пони-мают, о чем идет речь. Именно это определяет практическую ценность данного термина в системе научных знаний. По нашему мнению, сущест-вует несколько основных причин, благодаря которым этот, вообще говоря, публицистический, термин так прочно вошел в научные труды и норматив-ные документы: - во-первых, использование термина «информационно-психологическая война» применительно к сфере вооруженного противо-борства подчеркивает все возрастающую роль психологических операций в современных войнах и локальных вооруженных конфликтах: современные войны все более становятся психологическими, напоминающими масштаб-ную PR-кампанию, а собственно военные операции постепенно оттесняют-ся на второй план и играют четко определенную и ограниченную роль, от-веденную им в общем сценарии военной кампании; - во-вторых, использование данного термина подчеркивает, что со-временные технологии психологической войны способны нанести против-нику не меньший ущерб, чем средства вооруженного нападения, а инфор-мационное оружие, построенное на базе технологий психологического воз-действия, обладает значительно большей поражающей, проникающей и из-бирательной способностью, чем современные системы высокоточного оружия; - в-третьих, использование данного термина подчеркивает ту роль, которую начинают играть информационно-психологические операции в международной политике, вытесняя из политической практики или заме-щая в ней иные, боле традиционные, формы политического регулирования, такие как война вообще и военные акции, в частности; - в-четвертых, применение данного термина вызвано необходимо-стью подчеркнуть высокую социальную опасность некоторых современных организационных форм и технологий информационно-психологического воздействия, используемых в политических целях. С нашей точки зрения, информационно-психологическая война – это политический конфликт по поводу власти и осуществления политиче-ского руководства, в котором политическая борьба происходит в форме информационно-психологических операций с применением информацион-ного оружия. 2. Правомерно ли использовать термин «война» при описании агрес-сивных форм информационно-психологической борьбы? Но все это, конечно, лишь наиболее общие рассуждения о том, по-чему термин «информационно-психологическая война» так прочно при-крепился к ряду явлений современной политической жизни. Истинная же причина этого, на наш взгляд, состоит в том, что современная агрессивная информационно-психологическая борьба сама порождает локальные войны и вооруженные конфликты, которые становятся индикатором информаци-онно-психологической войны, ее «витриной» и основной формой полити-ческого проявления скрытых процессов, лежащих в ее основе. При этом в современной информационно-психологической войне вооруженные кон-фликты играют строго отведенную им роль. Для того, чтобы запустить, или инициализировать, тот или иной боевой механизм информационно-психологического воздействия на созна-ние (или подсознание), необходим мощный толчок, или стресс, способный вывести от природы устойчивую систему психики человека из равновесно-го состояния и активизировать в ней поиск новых защитных механизмов, адекватных стрессовой ситуации . В качестве такой защиты психотехноло-ги любезно готовы предложить свою идеологию, мировоззрение, систему ценностей, замещающие в человеке прежние психологические механизмы защиты. Что, в конечном итоге, обеспечивает достижение главной цели любой современной психологической операции - добровольную подчи-няемость личности. Такой эффект на психику человека способна оказать только вне-запно возникшая угроза для его жизни: неизвестная медицине эпидемия (например, атипичная пневмония), стихийное бедствие … или война. При этом, если наступление первых двух событий предсказать достаточно сложно , то войну или локальный вооруженный конфликт можно породить практически в любой точке земного шара и в тот самый момент, когда это предусмотрено сценарием психологической операции . Кроме того, угроза войны – идеальный инициирующий повод для психологического стресса: угроза войны одновременно направлена и на крупные страты (государства, нации, народности), и непосредственно на каждую личность в отдельности. Таким образом, на современной стадии развития политических технологий информационно-психологическая война не всегда начинается собственно с военных действий, но сами военные действия становятся не-обходимым фактором любой боевой психологической операции – в качест-ве средства инициирования цепных психологических реакций, предусмот-ренных сценарием психологической войны. Война психологическая поро-ждает войну локальную: для перехода психологической операции из ла-тентной стадии в активную необходим инициирующий повод, а, следова-тельно, нужен локальный вооруженный конфликт. То, что в планах инфор-мационно-психологической войны традиционная война играет ограничен-ную, строго отведенную ей роль, не делает ее менее опасной, не сокращает ее масштабов и не вытесняет ее из сферы политических отношений – гло-бальные военные конфликты постепенно исчезают из политической жизни (в условиях ИПВ в них больше нет необходимости), количество же локаль-ных вооруженных конфликтов и частота их возникновения растет. Наблюдающийся сегодня постепенный перенос политической борьбы в информационно-психологическую сферу увеличивает риск воз-никновения локальных вооруженных конфликтов: технологии информаци-онно-психологической войны многим кажутся привлекательными именно в силу их относительной дешевизны, доступности и эффективности, а, сле-довательно, интенсивность их использования в политической борьбе будет только нарастать. Соответственно, будет увеличиваться и количество ло-кальных вооруженных конфликтов, которые в психологических операциях играют роль инициирующего механизма - «спускового крючка». Что, в ко-нечном итоге, ведет к распространению практики применения собственно вооруженного насилия: там, где начинается психологическая война, обяза-тельно возникнет локальный вооруженный конфликт. Таким образом, психологическая война – это и есть боевые дейст-вия, спланированные в соответствии с пиар-сценарием, цель которых - не уничтожение живой силы и техники противника, а достижение пиар-эффекта. 4. Базовый принцип противодействия операциям психологиче-ской войны. Продукт современной операции информационно-психологической войны – это сводка новостей СМИ в формате журналистского репортажа. Соответственно, продукт информационно-психологической контроперации - сводка новостей, которая делает построение такого репортажа неудачным. Литература 1. Манойло А.В., Петренко А.И., Фролов Д.Б., 2003 г.: Государствен-ная информационная политика в условиях информационно-психологической войны. – М.: Горячая линия – Телеком, 541 с.: ил. 2. Манойло А.В., 2003 г.: Государственная информационная полити-ка в особых условиях, монография. – М.: Изд. МИФИ, 388 с.: ил. 3. Грачев Г.В. Информационно-психологические операции во внутриполитической борьбе в России в современных условиях, М.: 1999 4. Г.Г. Почепцов. Информационные войны. М.:"Рефл-Бук", 2000 5. Фролов Д.Б., Воронцова Л.В. Информационное противоборство: история и современное состояние. – М.: Горячая линия – Телеком, 2004 6. Директива МО США TS3600.I "Информационная война" от 21 де-кабря 1992 г.; Директива председателя КНШ МО США №30 «Борьба с сис-темами управления», 1993 г. 7. Libicki M.C. What is Information Warfare? Washington, D.C. National Defense University Press, 1995; Stein G.H. Information Warfare // Airpower Journal. Spring 1995; Szafranski R. A. Theory of Information Warfare: Prepar-ing for 2020// Airpower Journal. Spring 1995; Harley I.A. Role of Information Warfare. Truth and Myths. NTIS, Naval War College. AP-A307348. USA, 1996; Information Warfare, complex organisations and the power of disruption. Uni-versity of Arisona, 1997 8. Information Warfare: Implications for Arms Control. Kings College London, ICSA. UK, 1998
Источник:
crime-research.ru
Поделиться:
Комментарии
Только зарегистрированные пользователи могут оставлять комментарий